Я никогда не видела её скучающей, «никакой». Её улыбка – как китайская кухня: в ней есть и сладкое, и солёное, и горькое, ласкающее, изучающее, вопрошающее … но никогда не пресное. И если вы говорите с ней в первый раз, то удивитесь непредсказуемости её реплик. Она часто удивляется самой себе, иронизирует над собой, по-детски смеётся своим чудачествам и иллюзиям. Она может заплакать от красоты и засмеяться там, где другой обычно раздражается. Она не считает себя профессиональным писателем, хотя публикуется уже много лет. На вопрос о какой-то профессиональной идентичности предпочитает отвечать: «Просто Диана Светличная». Но когда я читаю её рассказы или стихи, то забываю об авторе и живу в них, как дома. И это не только моё мнение и отношение.
Ты начинала писать как журналистка, это правда?
Я поработала почти во всех наших СМИ. Но первый мой материал, мне было 17, был опубликован в «Блиц-Инфо». С этой газетой у меня связаны самые добрые и теплые воспоминания. Наверное, это было лучшее место и время в моей профессиональной жизни. В этой редакции работали только весёлые, открытые, умеющие радоваться жизни люди. Нескромное название колонки «Наедине с Дианой», конечно, мне очень льстило. Сначала я писала что-то вроде дневника, это было нечто ужасное, сплошной крик души. Но это был хороший опыт. Мне позволяли делать всё, что я хочу. Но я тогда не понимала, как это здорово. Мне тогда хотелось куда-нибудь в «Вечёрку» или на госканал, чтобы всё серьёзно: люди в пиждаках, галстуках, и чтобы интриги… Все это позже было. Нужно быть осторожнее с мечтами (смеётся).
Что для тебя значит – писать?
Писать – освобождаться от чего-то, что растёт в тебе и не даёт покоя. Написал и радостно, и можно жить дальше.
У тебя больше 50 000 читателей на сайте «Проза.ру». Как ты к этому относишься?
Несерьезно (улыбается). Это в своем роде социальная сеть для тех, кто сам себя называет писателем. Размах тем – от политического анализа до кулинарных рецептов. Я написала новый рассказ, выставила его там, и он через пару часов оказался вторым в рейтинге. Сижу вот и думаю, в какой группе я оказалась на втором месте? Может, в группе кулинаров? Проблемы начинаются не тогда, когда ты кому-то не нравишься – это как раз нормально, а когда, наоборот, нравишься…
На сайте Виктора Шендеровича есть запись «О себе»: «Перед тем как начать писать, некоторое время читал…». Это, конечно, ироническое замечание, поэтому правда в том, что чтение много значит для него. В твоей жизни какую роль играет чтение?
Я помню, как в 11 классе я читала «Сцены из частной жизни» Бальзака и буквально отравилась этой книгой. Я не могла её отбросить, хотя меня тошнило от неё, меня мутило, голова кружилась – но я не могла остановиться (в этот сборник Бальзака входят известные повести «Гобсек», «Отец Горио», «Полковник Шабер» — этот своего рода энциклопедия человеческих пороков). Закончив её, убрала подальше и больше никогда не открывала. Но вот когда я прочитала Маркеса «Сто лет одиночества», я узнала всех своих родных – бабушек своих… я помню своё состояние: у меня руки дрожали, меня трясло… Это было такое сильное впечатление, со всеми этими муравьями, я просто чувствовала, как они внутри меня, они меня изнутри съели… Это было такое потрясение, что я сказала себе: я писать никогда не буду. Писать после Маркеса вообще нет смысла… Тогда я начала читать. Но читала мало (я же предупредила вас о самоиронии Дианы — ЭА), очень мало, до сих пор я так и не начиталась (смеется).
Ну это вопрос, с кем и чем сравнивать…
Ну, может быть… Иногда бывает, прочитаешь книжку хорошую, и так хорошо внутри, чисто, свободно… И после этого долго не хочется писать… Другой человек все сделал за тебя (улыбается). Чувства побурлили, и пришло освобождение.
Я после хорошей книги чувствую себя скорее наполненно, когда внутри не зияют дыры тревог и не вопят собственные проблемы… А Маркес – это чудо. Ну вот есть люди, которые верят в то, что мирроточат иконы. Объяснить это невозможно. Так и Маркес – чудо.
Да, я пыталась еще раз прочитать его, чтобы понять, как всё это устроено, но поняла, что не получится. Меня опять будет трясти, я опять всех похороню – родных и близких… не могу пока.
Когда тебе плохо, что ты читаешь?
Короткие рассказы, я не могу читать в это время большие романы. У меня дома есть старая книжка – Чехов, мамина, из серии «Школьная библиотека», она уже вся рассыпается, а всё равно или именно поэтому самая любимая. А ещё Довлатов, четыре тома, красные, мне муж подарил. Я в этих книжках всё люблю: сами листики, обложку, запах… Просто вот как украшения любят, так я люблю эти книжки.
Иногда говорят, что нужно иметь группу единомышленников, чтобы советоваться по вопросам мастерства. Как у тебя с этим? Тебе это нужно?
Я сейчас скажу ужасную вещь: Бог ведь создавал мир сам, без помощников (улыбается). У меня был опыт совместного творчества. Мы с одним замечательным и талантливым человеком хотели написать вместе роман. Этот человек знает все о современной войне, я – что-то о современном мире, мы решили совместить наши знания. Я писала от имени девушки, он писал от имени мужчины. Мы в течение трёх месяцев отправляли друг другу главы, советовались. Но у него получилась его история, у меня – моя. В итоге единой книги не возникло. Мне кажется, писателю всё мешает. Мне, например, все мешают.
Ты как обычно делаешь: закрываешься, выгоняешь всех погулять…
Я никого не выгоняю, но я не могу расслабиться, когда в доме неубрано, когда я должна что-то приготовить… Я люблю знать, что нет ничего впереди или позади, есть только я, я творец, и вот сейчас я напишу СЛОВО (улыбается). Это же вроде медитации. Я любила, еще учась в школе, чтобы было так: никого нет дома, я закрываю шторы, беру хрустальный фужер, наливаю туда сока, ну чтобы красиво было, свеча чтобы горела… Красиво оденусь, это ритуал такой был. И я сижу вся такая – колдую.
То есть, ты не могла бы писать в «нечеловеческих условиях» — где попало?
Я читала, как Дина Рубина писала свои рассказы где-то в ванной, когда они жили в коммуналке. Она ставила свою печатную машинку на стиралку и работала. Я бы так не смогла. Статью на коленке написать могу, но не рассказ. Пушкин говорил, что вдохновение – это умение в нужный момент сконцентрироваться. У меня так не получается. Если мне говорят: нужен рассказ в такой-то журнал до такого-то времени – всё, про меня можно забыть. Рассказа не будет. Я буду представлять лицо редактора, думать об аудитории журнала, о формате. Я что-нибудь, конечно, напишу, но это будет не рассказ. Это будет нужный текст. Рассказы пишутся, когда от тебя уже никто ничего не ждет.
А как ты относишься к тому, что есть разные программы, которые помогают составить сюжет, разработать персонажи, создать описания?..
Я даже однажды попробовала. Подумала: ничего у меня путного, кроме рассказов, не получается, надо послушать умных людей. По инструкции – составьте план, основное повествование. Вот ветки событий, их можно на него наращивать. Я села, думаю, ну вот, я буду сейчас, как бухгалтер, подсчитывать. Я никогда не знаю, как мои герои себя поведут в следующую минуту, мне просто интересно за ними наблюдать, а тут нужно расписать их жизни на годы вперед – чушь какая. Не интересно (смеется).
Что для тебя важнее – мысль или слова, в которую эта мысль облекается?
Очень редкие люди способны на собственные мысли (улыбается). Если говорить о текстах, то для меня, конечно, важнее слова и интонации. Мысль она витает в воздухе и выбирает на чью голову присесть. Не раз замечала. Вот у меня появляется мысль, как мне кажется, достаточно свежая, даже оригинальная. Мне важно, в какие слова она будет обёрнута. Я хожу с этой мыслью, думаю: может, про неё уже сто раз написали…я же мало что знаю (смеется)… Открываю что-то вроде «Проза.ру» и читаю свою «свежую и оригинальную мысль» на странице какого-нибудь Пети Иванова.
И всё-таки, есть какие-то темы, тебе близкие?
Мне не интересны процессы, политика, войны, космос как таковые. Мне интересны во всем этом люди. Люди, которые попадают в разные ситуации. Например, обиделся брат на свата – ситуация, которая тысячу раз была, но всякий раз у каждого эта ситуация своя.
Как ты находишь или «создаёшь» своих героев?
Герои, как и проблемы, находят меня сами (улыбается). Бывает, есть у тебя в голове человек «с большими, добрыми глазами», такой с нимбом, что обидеть рука не повернется, и ходишь и во всяких ситуациях его представляешь и думаешь, вот кто бы мог такому сделать гадость. Короче, ищешь подлеца. И как назло не замечаешь вокруг ни одного подходящего. И уже начинаешь раздражаться. И в этот самый момент из ниоткуда появляется тако-о-ое чудовище! Что и руками машешь, и бежать хочется, а поздно. Вот, не надо было желать. Ну и что делать? Берешь и нагло списываешь его. Потом стыдно бывает…
Это же было не раз в истории литературы, Тургенев обиделся на Достоевского за образ Кармазинова в романе «Бесы»…
Ну да, или художник Левитан – на Чехова.
А у тебя так было, что люди узнавали себя в твоих рассказах?
Два раза было. Один знакомый обиделся, так и сказал: «ве-се-ло». Другой общаться перестал. Я потом эти рассказы убрала со своей странички. Но один друг, наоборот, просит, чтобы я написала о нем. Я ему не признаюсь, что «про него» рассказ уже есть, просто он не увидел себя в нём. Да и не буду говорить – то, что мне кажется просто милым и смешным, ему может показаться грубым. Не хочу никого обижать.
Ты как-то сказала: это здорово – быть сегодня одним героем, завтра – другим, как бы перевоплощаться. Это перевоплощение – сильная сторона твоей манеры письма. У тебя такие разные персонажи: женщины, мужчины, дети, «народные избранники», правозащитники и журналисты, «офисный планктон» и сосед в мятых трениках… Где и как ты находишь темы для своих рассказов?
Иногда приходит фраза, и ты понимаешь, что с неё можно начать. Иногда знаешь финал – и тогда рассказ пишется «под финал»; иногда это просто слово или чувство…
Кого из пишущих людей, живущих здесь и сейчас, ты читаешь и считаешь писателями?
В маленьком Бишкеке очень много талантливых людей. Скорее всего, лучших из них я не знаю. Не у каждого хватит наглости вести колонку имени себя в газете или «вещать» с экрана. Многие сидят дома, пишут от руки и складывают свои творения в стол. Есть такой автор – Виталий Корякин, сомневаюсь, что о нем кто-то слышал, он вообще не любит общаться с живыми людьми (улыбается). Он пишет песни, его тексты бесподобны. Но он нигде не публикуется, о себе и своем творчестве не заявляет. По его мнению, все это несерьезно. Таких как он, действительно, талантливых и скромных очень много. Из наших родных читаю и считаю настоящими писателями и поэтами – Ульяну Копытину, Данияра Каримова, Володю Михайлова и Мишу Левантовского…
Текст Элеонора ПРОЯЕВА, фото Денис СМИРНОВ, Stylish