Нурбек Эген. Я горжусь тем, что я кыргыз

— Свой новый документальный фильм, в котором будут рассказаны истории десяти кыргызов, вы собираетесь снимать в основном на собственные средства. И это явно не бизнес-вложение. С чем связано желание сделать именно этот фильм?

— Это тяга какая-то, потребность. Я много бываю и работаю там, где кино не только искусство, но еще и бизнес. И сейчас на коне те люди в кино, которые делают из него именно бизнес. К счастью, я тоже участвую в этом процессе. Но замечаю, что я начал терять что-то такое, ради чего вообще занимаюсь кино.

— А ради чего вы занимаетесь кино?

— Ради того, чтобы запечатлеть людей, их мысли, ради того, чтобы поделиться тем, что меня волнует, ради того, чтобы мое имя осталось.

— Разве исключается возможность прославиться, если кино — это бизнес?

— Да нет, конечно, не исключается, но в этом случае все рассчитывается на обязательный эффект. Дело в том, что если свой фильм рассматривать как чистый бизнес, то в него сложнее привнести личные переживания. Это уже игра, в которой учитываются традиции, менталитет, аудитория, психология, на что будут реагировать, за что будут платить зрители. И фильм выстраиваешь, исходя из всех этих факторов. А то, что я хочу сделать в своем новом проекте, это зов крови, это глубинная ответственность. Признаюсь, когда после пресс-конференции смотрел по телевизору свое выступление, я вдруг испугался.

— Чего ?

— Это очень громко прозвучало: «Манас, как предчувствие…»

 — Испугались, что не сумеете это передать?

— Это слишком смелое заявление, и это очень большая ответственность. После «Сундука предков» про меня говорят, что я не знаю кыргызские традиции, что я «дурь» какую-то снимаю. Шамшиев меня критиковал, мол, где это видано, что у нас парням делают сундук, и что это за парень такой вообще, тряпка, ходит, ничего не делает, зачем снимать про такого кыргыза, таких героев. И это еще цветочки. А тут – замахнулся. Манас. Это очень рискованно.

— Вы считаете, что такой человек, новый Манас, появится?

— Я уверен в этом.

— Почему?

— Потому что я лично в нем нуждаюсь. И большинство кыргызов нуждаются в нем. А такие люди появляются именно тогда, когда они нужны.

— Ну да, есть такие ощущения. Но вы живете в Москве, и ничего не знаете, в общем-то, о жизни здесь.

— Почему? Я же разговариваю, я каждый день читаю ваш сайт, рабочее утро начинаю с того, что стучу в стенку и говорю: «Кофе мне!», мне делают кофе и дают ноутбук, чтобы я посмотрел новости. Я читаю все новости подряд, самые разные истории и очень благодарен вам за это. На форумах возмущаются, зачем пишут про то, что «кто-то кого-то убил, или украл», а я все это хочу знать. Мне не интересна какая-то там полемика, мне нужны живые люди, их истории. Конечно, я знаю про жизнь в Кыргызстане больше по прессе, но сейчас в Москве очень много кыргызов, я с ними встречаюсь, разговариваю. Они обращаются ко мне, когда им нужна помощь и делятся со мной наболевшим. Этот фильм для меня — грандиозная возможность познакомиться со своими соотечественниками, где бы они ни были. Сниматься в фильме будут всего десять человек, но познакомлюсь я с сотней кыргызов.

— А как увязываются эти десять человек с предчувствием Манаса?

— Я четко осознаю, что у меня есть это предчувствие Манаса, и я хочу показать его через героев фильма. Сейчас происходит много событий и явлений, похожих на те, что предрешили рождение Манаса. Я буду связывать эти события с историями героев фильма, и ссылаться на них, потому что у них есть свои истории жизни, которые в свою очередь всегда связаны с тем, что происходит в стране. Я хочу попытаться поставить вопрос: Почему именно сейчас должен родиться Манас? И при этом рассказать о нашей действительности. Чем больший круг проблем и вопросов мне удастся охватить, тем лучше фильм будет отражать это ощущение. И тем больше, я надеюсь, будет понятно, что рождение нового Манаса неизбежно.

— Я так понимаю, что слово «родится» имеет более широкий смысл. То есть появится такой человек?

— Да, разумеется. Главное, что общество нуждается в появлении лидера, который объединит нацию и сделает страну процветающей, как это было при Манасе. Ведь он реальная историческая фигура. Я знаю, что такой человек должен родиться за границей, как и Манас. И, может быть, он уже живет. Он родился в семье кыргызов, но обстоятельства вынудили родителей уехать, так же как и Жакып-хана.

— Вообще, интуиция творческих людей обычно не обманывает?

— Когда заграницей живешь, ощущение принадлежности к родине обостряется. Я разговариваю с огромным количеством наших людей, и у тех, кто долго проучились или проработали заграницей, патриотический напор сильнее. Съездите в Турцию, например, или в Америку, поговорите с ними. Вы в этом убедитесь.

— Я сталкивалась с людьми, которые уезжали и оттуда издалека страстно желали переделать все в стране, а приехав обратно, очень хорошо встраивались в систему, и уже ни о чем таком патриотическом не помышляли.

— Я это знаю, но есть и другие люди, которые долго прожили за рубежом и с малых лет имеют просто другие представления об устройстве мира и общества, и при этом любят свою родину. Есть и те, кто уехали и получили образование, между прочим, за счет государства. Они тоже должны внести свой вклад, отдать стране долги. Была такая акаевская программа «Кадры21 века», я имею честь быть в этом списке. И это было огромное вложение. Теперь, пожалуйста, 50 человек в России, 100 человек в Турции, еще где-то несколько человек. Согласен, что в этой программе разные были люди, посылали и чиновники своих детей в лучшие университеты мира. Но хотя бы 10 человек соберутся из них — они очень много могут сделать для Кыргызстана.

— А в какой период новый лидер проявит себя? Я прямо, как к экстрасенсу обращаюсь.

— Нет, я не экстрасенс, но я это чувствую, потому что когда идет такой сильный раскол, потом обязательно последует сплочение. Произойдет, это лет через 20-25, возможно и раньше.

— Что за параллели вы видите между нашим временем и временем перед рождением Манаса?

— Не буду углубляться, потому что это часть фильма. Но скажу, что меня волнует отсутствие духовных авторитетов. Меня волнует тотальная необразованность, и нежелание двигаться вперед, меня волнует усилившееся деление на юг- север, на кланы, на рода. Я хочу показать, к чему мы сегодня пришли, и поднять вопрос, который в крови у каждого кыргыза.

— Что-то зреет сейчас в кыргызском обществе, и это ощущается.

— Самое главное, что мы нуждаемся в этом. Хотя кыргызы — люди, которые любят страдать, что ли.

— Как и русские?

— Нет, у них другое. Когда я говорю, что кыргызы любят страдать, то имею в виду такую странность: если у нас кто-то достигает успеха, все его ругают, а если ему плохо, то все дружно сочувствуют. У меня такое ощущение, что все, что у нас было, все, что накоплено кыргызами, все, что хранилось веками, все наши ценности духовные, этого как будто никогда не было. Я не знаю, как можно сделать такое с народом, чтобы вот так, раз и все пропало! При этом я сомневаюсь, когда люди говорят «Великая кыргызская культура». Не было великой кыргызской культуры, я, по крайней мере, не знаком с ней, не потому что я мало читаю, а потому что никто в мире об этом не говорит. Есть наша уникальность и ценность. Но какая–то богоизбранность и великость… Не знаю. Самим про себя, что угодно можно рассказать. Главная проблема сейчас — нет духа. Я наблюдаю за рубежом, многие боятся говорить, что они кыргызы. Почему? Это как-то странно.

— В смысле боятся?

— Ну, считают, что это не так престижно быть кыргызом.

— А вы говорите в Москве, что вы кыргыз?

— Я горжусь тем, что я кыргыз. К сожалению, меня часто принимают за казаха, но я всегда всех поправляю. Так вот, поскольку у нас не дают выскочить и не хотят помочь тому человеку, который может сделать успех, то получается некая общая серость, монотонность. Вот это я называю: люди любят страдать. Если только кто-то начинает делать дело, то всем миром его травят, вместо того чтобы помочь, поправить или сделать самим. Я не говорю об амбициях и борьбе за власть. Я говорю о том, что нужно помогать, если кто-то начинает делать реальное дело. И этот человек в свою очередь всегда поможет тому, кто помог ему. Это такая, я бы сказал, круговая порука, объединяющая нацию. Есть то, что есть только в крови кыргыза. И фильм будет об этом.

— Героями фильма будут только успешные люди?

— Нет. Успешный человек будет, скорее всего, один. Среди героев будет и водитель, который ездит по маршруту Бишкек-Ош, и гастарбайтер наш, и кыргыз, проживший за рубежом всю жизнь. Я читал на вашем сайте интервью с Батыралиевым Талантом. Этот человек меня поразил. Вообще, не знаю, если помощь ему нужна какая-то, я бы все бросил и помчался бы к нему. Или Азиза Абдрасулова. Она просто великая женщина. Я снимаю шляпу и всячески готов помогать таким людям.

 —  Поговорим о «Сундуке предков». Как я понимаю, фильм имеет автобиографические мотивы?

— Частично, но все-таки это больше просто история.

— Но вы же тоже привозили свою русскую жену в село к родителям?

— Ну, да…

— Ну, и какова была их реакция?

— Мои приняли ее как-то очень быстро. И сейчас она гораздо больше меня общается с ними, она чаще меня приезжает сюда с сыном. Сын скучает по Кыргызстану, хочет быть здесь, любит бывать у моих родителей, обожает кататься, как он сам говорит, на ослике…

— Чем ваша жена занимается в профессиональном плане?

— Вообще, она телевизионный продюсер.

— Как вы познакомились?

— Мы познакомились, когда я заканчивал учебу во ВГИКе. К тому времени я был победителем разных фестивалей, получал призы и т.д. и т.п. И вдруг я в первый раз встречаю девушку, которая учится здесь же на 2 курсе, и вообще не знает меня. Для меня это было так необычно.

— А что, вы такая популярная фигура были во ВГИКе?

— Да. Я там был известный персонаж. И таких, как я, было много. Мы все считали себя чуть — ли не Тарковскими и ходили в скафандрах собственного величия. Снять их пришлось только тогда, когда закончили ВГИК и столкнулись с реальностью. Я, например, не мог устроиться третьим помощником реквизитора и готов был таскать доски на съемочной площадке. Но это было позже. А в то время, когда я познакомился с будущей женой, я еще был таким «именитым» студентом, уже снял «На день старше», «Закрытый космос». Готовился снимать «Санжыру», имел призы. Мы встретились в коридоре ВГИКа, нас познакомила ее подруга. И вдруг эта девушка говорит: «Я не знаю вас». Для меня это вообще было странно. Но оказалось, что она не только меня не знает, но и многих других, давно уже известных, режиссеров. Мне это так интересно стало, что мы начали общаться, потом стали друзьями, и все как-то само собой случилось.

— То есть молния не ударила, страсти не раскалялись?

— Нет. Все развивалось постепенно. Но она мне с самого начала очень нравилась как девушка. Знаете, я никогда не бегал за девушками.

— Они бегали за вами?

— Нет, они тоже не бегали за мной. Обращают и обращали на меня внимание почему-то более взрослые женщины. А я очень хотел понравиться девушкам, своим сверстницам, но как-то я их не интересовал.

—  Получается, у вас во время учебы была интенсивная творческая жизнь, а личная жизнь постольку поскольку…

— Наоборот. Личная жизнь была огромная, но не лирического плана, а жизненного, с участием многих и совершенно разных людей. Некоторые из них торговали на рынке, другие были журналистами, третьи — гастарбайтерами. В ней также присутствовали и всякие иностранцы: японцы, французы. И была совсем маленькая жизнь в кино. И за 5 лет все так поменялось, от личной жизни ничего не осталось. Дома я бываю, максимум, пять дней в месяц, и то — ночью, после 9 часов. Спасибо супруге. Она делает все, чтобы это не было заметно, потому что я ведь не только кинорежиссер, я еще сын, муж, папа, брат, я еще друг очень многих людей. Мы с женой абсолютно противоположные люди, она очень общительная и очень любит гостей.

— Что–то не похоже на москвичей. Даже к москвичам, которые родом отсюда не так просто в гости попасть.

— У нас дома не так. Очень много родственников, жена со всеми общается, всех приглашает к нам, она ими занимается, встречает, отправляет, помогает деньгами, показывает врачам, ну и много чего. Она сейчас такая общая Мама.

— Неужели она вот так безропотно опекает всю вашу кыргызскую родню?

— Да. Дело в том, что она единственная дочь в семье и единственная внучка. Один ее дед был министром экономики РФССР. Он жив, дай Бог ему здоровья, он еще и фронтовик, а другой дедушка — генерал. И поскольку она единственная внучка с той и с другой стороны, то в детстве она очень хотела, чтобы у нее были братья, сестры, тети, дяди. Так что теперь она «отыгрывается» на моих родственниках. Она вообще очень восточная по складу характера. Очень близко дружит с моей старшей сестрой, они даже пытаются делать бизнес вместе.

— Какой бизнес?

— Они хотят водой «Джалал Абад» торговать в Москве. У них серьезные намерения. С продвижением брэнда, со всеми бизнес-атрибутами. Сейчас они ведут переговоры.

— А что, эта вода там ценится?

— Конечно. «Боржоми» запретили, как и многое другое, так что если найдут средства, чтобы раскрутиться в Москве, думаю, что удастся поставить там дело.

— У вас есть собственная квартира в Москве?

— Да, есть. Мы купили трехкомнатную квартиру возле телецентра Останкино.

— На свои средства?

— Родственники жены тоже помогли.

— А вы помогаете нашим мигрантам? Можете рассказать, за какой помощью они обращаются к вам?

— В основном обращаются, чтобы я помог наладить связи, использовал свои знакомства. Но была однажды ужасная ситуация. Какая-то девушка, наша соотечественница, родила здесь. Она неграмотная. После родов какие-то плохие люди принесли ей бумаги, которые она подписала, не ведая что. А в день выписки ей не отдают ребенка. Оказывается, она подписала отказные документы. Папа этого ребенка в 3 часа ночи звонит моему брату, просит срочно помочь, пока не увезли еще ребенка. К сожалению, меня не было в то время в Москве, но я подсказал, чтобы обратились в наше посольство, там очень хорошие люди работают. Каждый день они из «обезьянников» по 20-25 человек наших вызволяют, платят, договариваются, делают им документы. У тех даже паспортов часто нет. Я попросил обратиться туда, по-другому ничего не возможно было сделать тогда. Вот такая типичная история, но она очень болезненная была. Ребенка, кстати, удалось вернуть.

— Вы всегда принимаете участие в тех вопросах, с которыми обращаются?

— Нет, не всегда. Если я чувствую, что человек сам не хочет ничего делать, а только стремится попользоваться чьими-то знакомыми или чтобы за него другие попотели, то я не помогаю. Даже своим братьям иногда не помогаю, потому что постоянная по каждому поводу помощь развращает. Я уже 3-4 года им денег не даю, если даже очень надо. Но если я чувствую, что человеку очень надо помочь именно в этот момент, а дальше он пойдет сам, тогда я принимаю участие.

— То есть вы стали таким прагматичным москвичом?

— Я даю деньги, когда они нужны для дела, а не для того, чтобы, к примеру, машину купить чуть получше. Это уже их проблемы. Если хотят ездить на машине подороже, то пусть работают, слава Богу, все здоровы, голова на плечах есть.

— Когда у вас в первый раз появилась мысль стать режиссером?

— Я долго даже не подозревал о существовании такой профессии. Впервые я увидел театральный спектакль в 8-м классе, когда учился в Оше в школе-интернате с математическим уклоном (сам я из села Кырккол Ноокатского района). И стал постоянным зрителем в Ошском драматическом театре. Итогом моих театральных походов стало то, что я начал писать. Впрочем, не знаю, что больше побудило меня к этому: театр или первая любовь. Я так хотел понравиться девушке, в которую влюбился, что стал сочинять стихи. Но в один прекрасный день я посмотрел спектакль «Странный джигит» Замира Эралиева и почему-то задумался: что-то я пишу, пишу стихи, а девушка никак не обращает на меня внимания. Тем временем, кто-то узнал, что я сочиняю стихи. Надо мной стали хихикать. Я был очень тихим мальчиком, а тут на тебе, стихи. Одноклассники вырвали эти страницы из моей тетрадки и отдали девушке, в которую я был влюблен. Но ситуация стала только еще хуже, потому что в нее были влюблены все в школе. У меня были очень серьезные соперники, победители олимпиад и конкурсов, красивые, высокие, с модными прическами, хорошо одетые, они умели петь, красиво говорить и производили впечатление. А я был худеньким, незаметным, мой школьный период был очень серый. Я не входил ни в отличники, ни в двоечники, был, в общем, таким середнячком во всем. И так мне захотелось показать себя, чтобы меня, наконец, заметили и оценили, что я принял решение стать актером. Я начал писать пьесу, и отвел себе в ней главную роль. Тогда в Оше безумно популярными были фильмы Джеки Чана, Брюса Ли. Предприимчивые ребята переделывали автобусы под видеозалы, и мы с утра до ночи смотрели в них фильмы «про карате». Так что пьеса моя была списана с этих фильмов, героев сначала долго били, но в конце-концов, главный герой, предварительно победив всех врагов, остается один страдать из-за неразделенной любви, поскольку предмет его любви выходит замуж за другого. Короче пьеса про Брюса Ли ошского розлива. Я решил сам поставить ее. Все смеялись надо мной, никто в интернате не принял всерьез мои намерения. Тогда я решил сдать эту пьесу в Ошский драмтеатр. Прихожу, в кабинете редактор сидит. Он прочитал пьесу и забраковал ее. Далее все происходило примерно как у Задорнова. Помните, как все его сатирические рассказы редактор уже с порога встречал словом «Фигня!». Я уже не мог остановиться, забыл про математику, про физику, забыл обо всем и только строчил одну за другой п ьесы. Писал я очень быстро, каждые два дня – новая пьеса. Все написанное тащил театр. Там меня ждало привычное: «Фигня!» и шел писать снова. И вдруг одна моя пьеса понравилась. О, я уже чувствовал себя победителем. Ну, наконец-то, думаю, сейчас покажусь во всей своей красе. Теперь я каждый день приходил в театр с вопросом, когда же поставят мою пьесу? Оказалось, что нужно пройти утверждение в министерстве культуры, потом должны выделить средства, потом найти режиссера, и только через 2-3 года пьесу поставят. Тогда я подумал, да фиг с ними, и решил сам поставить свою пьесу в интернате. И, знаете, поставил.

— Исполнилась мечта быть главным героем и покорить девушку?

— Нет. Главным героем быть не получилось. Тем более, к тому моменту, когда я начал ставить пьесу, про девушку я напрочь забыл.

— Мощная сублимация, да?

— Да, я так увлекся, у меня начались абсолютно другие проблемы. Меня выгоняли из школы, тысячу раз приглашали родителей. Говорят, вроде нормальный был парень, а теперь бросил учебу, занимается черте чем. Родители в свою очередь устроили серьезный разговор со мной. Я им пообещал: «Поставлю спектакль. Потом возьмусь за ум, и буду учиться». Вот в такой атмосфере я поставил свой первый спектакль и только тогда понял, что есть такой человек, как режиссер, который все это создает.

— Как приняли пьесу?

— Очень хорошо. В школе был успех. На второй показ из драмтеатра пришел администратор, он посмотрел, как принимают спектакль, и сказал: «Слушай, а вы не хотите сыграть в театре? Я все школы приглашу». И большое спасибо этому человеку, к сожалению, забыл его имя. 25 мая, в год, когда я заканчивал школу, мы сыграли мою пьесу в Ошском драматическом театре.

— Пьеса про любовь была?

— Да, про любовь. Ну, всегда же все про любовь. К этому моменту я стал более — менее известным в школе, на меня показывали пальцем, говорили обо мне. Вообще, эта история — урок для таких, как я. Не надо стесняться. Учтите, что пьеса была написана в стихотворной форме. В моде блатной жаргон, «брателло, зема», всякие там жесты. А тут пьеса. О высоком. В стихах. Даже мои друзья насмехались и издевались. Никто не верил и из моих родственников тоже. Все смеялись над моим отцом, когда я поступил в институт искусств, мол, нет бы в экономисты, в управленцы, в начальники. Вообще, проблема юга в том, что там больше переживают, образно говоря, почему из сына не выходит аким, вместо того, чтобы переживать, почему из него не выходит акын. Это особенность менталитета южного Кыргызстана. Я тогда был самым несчастным человеком, потому что никто меня не поддержал, кроме моей мамы.

— А мама поняла?

— Мама не столько поняла, сколько наверно просто пожалела меня. Я ведь из-за этих всех страданий похудел очень сильно.

— Неужели настолько сильные издевательства были?

— Да попробуй и сейчас такое в школе сделать. Любого парня засмеют, когда все знают только: Бритни Спирс, Шакира и тому подобных. И вдруг кто-то ставит пьесу, да еще и в стихотворной форме, видите ли.

— А артистов вы как уговорили?

— Как-то уговорил. Они стеснялись, были скованы, но, в общем, сыграли. Действие имело успех, в основном потому, что в пьесе были драки. Но я почувствовал какую-то уверенность после этого. Ага, значит, я могу что-то сделать. Именно 25 мая, в день, когда пьеса прошла на сцене драмтеатра, я услышал, что в Бишкеке набирают студентов во ВГИК, на актерский курс. А у меня еще не сданы выпускные экзамены, но из 6 я уже успел сдать 4. В Бишкеке надо было быть не позднее 12 июня. Мне помог мой дядя, брат отца. С экзаменами уладили. И мы втроем, я, дядя и мама вылетели в Бишкек, чтобы я поступил во ВГИК.

— То есть родные смирились?

— Оказывается, был такой договор среди родных, пускай он, то есть я, сам через все пройдет, и поймет сам, что ему это не нужно. Мы приехали, принимала солидная комиссия из известных людей, которых я видел только в фильмах и по телевизору. Гульсара Ажибекова, например, Акылбек – ее супруг, режиссер Караколского театра. Попросили меня сделать этюд про охотника. Не знаю почему, но я решил изобразить охотника — труса. Он стреляет в животных, и сам боится. Как позже стало известно, комиссию это впечатлило, они до сих пор помнят мое выступление. Но мне самому показалось, что я выступил очень неуклюже. Я посчитал, что провалился и сказал все, можем ехать домой. Мама обрадовалась, слава Богу, мол, поехали. Не тут–то было, мне позвонили и сообщили, что я прошел в следующий тур, и так преодолел все три тура. Но нас, сдавших экзамены, не смогли отправить, потому что у государства не было средств. Зато всех поступивших в Москву, взяли на курсы в Институт искусств. Нас было 15 человек. Начали мы учиться, я хожу на занятия. Месяц хожу, второй, третий и, кажется мне, что какой-то ерундой мы там занимаемся. Вы даже не представляете, чем мы занимались. Сидим, например, все полукругом, смотрим друг на друга, какие то упражнения выполняем, читаем мысли, отзеркаливаем, повторяем за человеком.

— Это же техники по развитию актерского мастерства.

— Ну да. А тогда мне показалась, что все это такая ерунда. Думаю, как-то не так преподают, надо посмотреть, что на старших курсах творится. Сходил, посмотрел, еще хуже. Ничего себе, думаю, куда я попал. Ну, я вам покажу, как надо по настоящему учиться. И решил снять фильм. Все опять были против этой затеи. Но я быстро написал сценарий, потом другой, в общей сложности 27-й сценариев настрочил. Ни один никому не понравился. Тогда я выбрал сценарий про популярного певца, где он не любит жену, которая его любит, а ее, в свою очередь, любит другой, молодой. И пошел с этим сценарием к Беку Борбиеву, он был чрезвычайно популярным в то время. Нас познакомили за кулисами во время его концерта, я был такой маленький, худенький, непрезентабельный. Он посмотрел на меня с недоверием, поставил в сторону аккордеон, взял сценарий, сидит, курит, читает, и вдруг говорит: «Да, я заинтересован в этом». Когда я это услышал, я кинулся ко всем со словами: «Бек Борбиев согласился сниматься в моем фильме, помогите мне». У друзей, у земляков, которые торговали на Ошском рынке я собирал по сому, по пять. Мне все давали в долг. Главное, надо было оператору заплатить. Вот так я и снял это кино. Назывался фильм «Жолукчан». На все про все мы обошлись бюджетом в 2000 сом.

— Этот фильм где-нибудь показывали?

— К тому времени, как мы сняли фильм и смонтировали его, сестра моей мамы отдала деньги всем, у кого мы занимали. И потом говорит, давай покажем этот фильм в кинотеатре «Молодежном» в 9 микрорайоне, там в основном студенты живут, им будет интересно. Мы развесили объявления, рекламу на растяжках. И 3 дня показывали фильм. Собрали 8500 сомов, этого хватило, чтобы съездить домой и потом уехать в Москву. Когда фильм показали по телевидению, я окончательно решил заняться режиссурой и полгода готовился поступать во ВГИК, правда, читать все книги пришлось со словарем. Сверху каждого слова я писал его значение по-кыргызски. Так одолел несколько книг.

— То есть, вы вообще не знали русский язык?

— Ну, скажем так, что-то знал. На бумаге я худо-бедно со словарем мог разобраться, но когда слышал живую речь, ничего не понимал. Тем не менее, решил поехать во ВГИК.

— И как вы сдавали экзамены, не зная языка?

— Литературно обработанную автобиографию, мой первый фильм, очерк из личной жизни и рассказ нужно было отправить почтой, а потом ждать результата. Мне это все переводили несколько человек. Одна из них, сестра моей знакомой, учительница литературы, переведя мою работу, сказала: «Кому это вообще будет интересно?» Жыргал Касыболотов, журналист из «Асабы», когда перевел мой рассказ, заявил, что он никому не понравится. Не поступишь, говорит.

— О чем был рассказ?

— Рассказ про мальчика, у которого был друг – ягненок. Ягненка зарезали, потому что нужно было мясо для лечения. Тем не менее, я отправил, думаю, будь что будет. Но ответа нет и нет. Звоню, мне отвечают, что еще не определено, кто будет набирать курс. Я не дождался и поехал в Москву. Оказывается, должен был набирать режиссер Владимир Хотиненко, который снимал в это время фильм «Мусульманин», и заканчивались съемки только в октябре. Пока я доехал до Москвы, уже стали известны результаты: я прошел 1 тур. Я увидел свою фамилию среди листков с множеством других фамилий, приклееных на огромную доску. 519 человек претендовали на 7 бюджетных (на них могли поступить только граждане России) и 20 платных мест. Я стал готовиться. В начале октября приехал Хотиненко, и начался отбор студентов. Мне повезло, я зашел и сразу понял, что им понравилось. Хотиненко сказал: мы прочитали, нам понравился твой рассказ, жена даже плакала, если мы убедимся, что это написано действительно тобой, то считай ты – студент. И тут он почти сразу понимает, что я не говорю на русском. Конечно, он напрягся. Я кое-как объяснил ему, что вы задаете мне вопрос, я перевожу, потом отвечаю. Он сначала задумался: «так-так», но поскольку сам он очень любопытный человек, то в конце-концов сказал: «Понял», взял мою бумагу, написал вопрос, иди, говорит, отвечай. Там поток студентов, а я с огромной сумкой, в ней 6 томов кыргызско-русских словарей, разных видов, чтобы удобней было. Достал я свои словарики, русский текст вопроса перевел на кыргызский, потом написал ответ по-кыргызски, потом перевел его на русский. Через час прихожу и отвечаю на заданный вопрос. Ну, давай, говорят, дальше. И еще три-четыре вопроса задали, а я со словарями отвечал. Вот так и побеседовали. После такого странного собеседования мне сказали: «Ты гражданин другого государства и если сможешь заплатить за учебу, то будешь считаться студентом». Я вышел, позвонил родителям. Они больше огорчились, чем обрадовались. В итоге, мой отец продал машину, но этого не хватило. И большую часть денег пришлось занять у папиного ученика-бизнесмена. Так я заплатил за 1-й курс и стал студентом ВГИКа.

— И «звездили» там, как я поняла.

— Тому есть объяснение. Во-первых, меня сам Хотиненко очень поддерживал. Кроме того, он всегда приглашал известных мастеров для студентов, поскольку считал, что мы должны учиться не только у него. У нас в гостях были Михалков, Кончаловский, Норштейн, Занусси и многие другие известные кинематографисты. Они проводили с нами по 4-5 часов, чтобы мы могли вдоволь пообщаться. Так вот, на мою первую постановку на сцене по рассказу Чехова пришел Никита Михалков. И меня тогда перехвалили. После похвалы Михалкова я сразу попал в разряд «местных классиков.» Потом первый же фильм оказался удачным, я попал на большой фестиваль, и начал уже получать международные призы. Но, тем не менее, через год меня отчислили за неуплату. Машин у папы больше не было, к родителям я уже не мог обратиться и начал искать деньги сам. Замир Эралиев тоже подключился, в итоге он, в общем-то, и помог. Но искали долго, разные истории были интересные в связи с этим. В результате отозвалась Майрам Акаева. Второй курс я проучился, не имея права на это. В конце 2-го курса, в марте, Майрам Дюйшеновна приезжала в Москву, привозила студентам разные вкусности и давала по 50$ каждому. Она нашла меня через посольство, через ВГИК, мы поговорили минут десять, она задавала разные вопросы и сказала, что фонд решит мои проблемы. Они и заплатили за остальные 4 года. Это были большие деньги — 5000$ за один год обучения.

— А к кому еще вы обращались?

— О, мы написали около 100 писем, начиная с Акаева, заканчивая всякими криминальными авторитетами.

— И что криминальные авторитеты? Отозвались?

— Отозвались, но деньги не дали. Я сначала написал письмо, а потом звонил: «Байке, ну как, мой вопрос рассмотрели?» Мне отвечали: Завтра позвони, послезавтра», но на этом дело и закончилось.

— А где вы жили, когда не числились в студентах?

— Я проработал дворником в общей сложности 2,5 года. Тогда я очень тесно общался со своими соотечественниками, познакомился и с хорошими, и с плохими людьми. Со мной работали дворниками два кандидата медицинских наук. Мы все вместе с их семьями и родственниками жили в одной трехкомнатной квартире.

— Как вы успевали ходить на занятия?

— В 6 утра выходил убирать, в 8 заканчивал, потом шел на занятия. Во ВГИКе учеба начинается в 9.30 с просмотра фильмов. В зале тепло, темно, там я проспал два с половиной года от усталости. Зато по вечерам ходил по театрам, просмотрел около 300 спектаклей. Я не знаю как сейчас, а тогда со студенческим билетом ВГИКа можно было войти куда угодно. Сидели на ступеньках, в проходах, ну, а какая разница, где сидеть, главное посмотреть спектакль. Самое хорошее время было во ВГИКе, потом уже начались другие вопросы.

— Какие?

— Hу, меня уже начало волновать, почему никто со мной не хочет дружить из девушек. У меня не было постоянной девушки. Кроме того, мне хотелось создать что-то серьезное, типа «Войны и мира». Я стал думать, как мне найти деньги на это. Мне хотелось также купить хорошую машину, очень хотел помочь родителям. Словом, уже новые темы начались.

— А когда вы начали зарабатывать деньги?

— Я работал с 3-го по 5-й курс корреспондентом ВВС в Москве по Киргизии. За каждый репортаж платили 50 долларов. Один, иногда два раза в неделю я готовил материал. Так я стал вообще богатым по тем меркам. Потом само собой как-то получилось, что снял первый клип по просьбе знакомых. И мне сразу заплатили 500$. Потом получил приз 1500$. Это были ключевые начальные моменты. Я смог купить машину за 300$ и без прав ездил на ней по Москве. И начал уже помогать родителям, потому что у родителей пропали все сбережения. Случилось так, что они собрали все свои средства и отдали подруге моей мамы для прокрутки, а та уехала в Турцию и пропала. Родители должны были всем своим родственникам, все отвернулись от них и требовали свои деньги обратно. Наша семья тогда очень страдала, мама даже выковыривала свои золотые зубы, чтобы младший брат мог поехать учиться. Вот такие тяжелые были времена в семье. Зная это, я должен был помогать им. Я помню, из первых больших призовых денег я купил для папы ульи и мед для пчел, чтобы он пчеловодством занимался.

— Ну и как? Занимается?

— Да, я им тогда привез 5-6 ульев. А когда приезжал в последний раз увидел уже около 200 ульев. С другого приза я им купил мельницу, она до сих пор работает.

— У вас, в принципе, относительно благополучная режиссерская судьба, вы сразу влились в российский шоу-бизнес.

— Да, я благодарен за это всем своим московским друзьям. Они меня за чужого никогда не принимали.

— Российские звезды часто рассказывают, как провинциалам трудно пробиться в Москве.

— Не знаю, как насчет трудностей. Важно, как ты к этому относишься. Я ведь понимал, что вопрос только во мне. Я на голову и до сих пор должен быть выше, чтобы получить такую же работу, как они. Но все как-то шло своим чередом, так и идет.

— Вы много клипов сняли?

— Больше снял рекламных роликов. Я работал в компании Тимура Бекмамбетова. Процедура там такая: заказы приходили под брэнд Тимура Бекмамбетова, а снимали разные люди.

— И какая ваша реклама самая лучшая?

— Были серии роликов одежды, были известные ролики сок «Добрый». Много разного было. Что только я не снимал.

— Вы считаете изготовление рекламных роликов творческой работой?

— Нет. Это работа как у водителя, ты знаешь маршрут, все остановки. Твоя задача вовремя остановиться, комфортно тронуться, чтобы пассажиры чувствовали себя хорошо.

— А зарплата хорошая была?

— Не могу сказать, что хорошая. Поскольку заказ давали не мне, а Тимуру. С ним я работал до «Ночного дозора». Когда Тимур приступил к «Ночному дозору», я вместе с ним готовился, как режиссер второй группы. И как раз в это время получил предложение снять сериал про балерин «Виллисы». Сценарий фильма написан Юрием Кортковым – очень известным сценаристом. Он писал для всех фильмов Тодоровского, автор сценария «9 роты» и многих других известных фильмов. Этот человек очень поддержал меня в сложное время. Я попросил у него сценарий «Виллисов», который мне очень понравился, и он отдал его мне. Заказчики фильма пытались договориться с ним, мол, кто такой Нурбек Эген, у него только студенческие работы, он не сможет снять большой фильм и так далее, но он отказался пожертвовать мною. Так я получил первое серьезное предложение. Тимур Бекмамбетов сказал мне, прежде чем уходить, хорошо подумай. В общем, я подумал и решил согласиться. И снял свой первый телевизионный фильм.

— Тимур Бекмамбетов производит впечатление очень обаятельного человека.

— Он очень умный и очень трудолюбивый. Вот он, кстати, настоящий москвич, от казахского в нем ничего не осталось, хотя у него в фильмах и бывает казахская тема. У меня есть одна интересная история про Тимура. Как-то я заехал к нему в гости. А он как раз привез из Узбекистана старые дарбаза — ворота. Очень красивые. Сам он по образованию театральный художник, и есть глаз на такие вещи. Он поставил эти узбекские двери в своем огромном кабинете. А позже, когда я поехал в Лос-Анджелес с «Сундуком…», один товарищ решил показать мне замки знаменитостей. Так вот на знаменитом голливудском холме, практически, на самом верху, рукой подать до надписи Голливуд, я вдруг увидел эти ворота. Ничего себе, думаю. И понял, что это Тимур, кто же еще? Эти ворота и эти голливудские холмы — такое не может быть совпадением. Тут из соседнего дома вышла женщина с собачкой, и мы спросили ее, кто здесь живет? Она говорит: «Какой-то маленький китаец». Ну, точно Тимур. Так что у него появился дом на голливудских холмах.

— А вы сами об этом мечтаете?

— Я не мечтаю. Я работаю. Это часть бизнеса, и я уже делаю первые шаги в этом направлении, Думаю, когда в следующий раз будем встречаться с АКIpress, будет именно такой повод.

— Какие это первые шаги?

— Я заключил контракт с независимой американской кинокомпанией. Они сами вышли на меня после «Сундука». Уже даже сценарий фильма есть.

— О чем будет этот фильм?

— О мальчике, который ищет своего отца. Мальчик русский, но восемьдесят процентов действия происходит в Америке. Компания, с которой мы заключили договор, не голливудская. Голливуд — это чистый шоу-бизнес, где делаются деньги. А есть другие компании, в других городах, которые занимаются интеллектуальным кино.

— А что интеллектуальное кино — это не бизнес?

— В чистом виде — нет. Но фильмы Клинта Иствуда, в частности, его последний фильм «Девушка на миллион» бюджетом всего в 15 миллионов, был успешным в коммерческом плане. То есть такие фильмы тоже иногда собирают хорошие кассы. Все зависит от того, насколько в фильме увязаны все составляющие, насколько органично вписались звезды или какие-то политически злободневные атрибуты. Я, как и любой режиссер, мечтал поработать в таком кино. Поэтому был очень рад, когда после показа «Сундука» к нам подошли три продюсера, которые хотели бы вкладывать деньги в кыргызское кино.

— Но вы же представитель российского кино?

— Нет, я как раз-таки представлял кыргызское кино. Им было интересно, что у нас происходит. Они даже что-то слышали о нашем кино. Мы разговорились, и потом они прислали мне сценарий. До этого были неоднократные переговоры, они узнавали, в каком бы жанре я хотел работать. Все три сценария, которые мне предложили, были так или иначе связаны с русской темой. Первый сценарий мне не понравился, я так им и сказал. Но при этом испугался, вдруг уйдет этот шанс. Они мне предлагают, а я тут, понимаете ли, нос ворочу. Прислали второй сценарий. Он еще хуже. Но я решил не отказываться, просто думал спросить, можно ли переделать что-то. Пока я собирался сказать об этом, они уже прислали третий сценарий. И это уже было что-то приемлемое, то есть я буду чувствовать себя нормально, снимая этот фильм.

— Скажите, пожалуйста, вот наши кыргызские режиссеры очень талантливые, успехи фестивальные просто россыпью. Но ни одного коммерчески успешного фильма не было, хотя ничего плохого в коммерческих фильмах нет. Почему у нас не делают такие фильмы? И каковы законы коммерчески успешного фильма?

— Нет единого рецепта. Самый успешный в этом смысле режиссер у нас – это Шамшиев. «Волчья яма», «Белый пароход», они были очень успешными в коммерческом плане. Я думаю, что еще Эрнест-байке (Абдыжапаров, от ред.) мог бы сделать коммерчески успешный фильм. По крайней мере, для внутреннего рынка он может сделать хорошие фильмы. Я это чувствую. Продюсер фильма рассказывал мне, как принимали фильм. Народу его фильмы очень нравятся, потому что это кино про них, они узнают себя.

— А как вы относитесь к тому, что вас попрекают в том, что вы не кыргыз?

— Не совсем так. Попрекают не в том, что я не кыргыз, а в том, что я не кыргызский режиссер. Ну, мы еще посмотрим, кто кыргызский режиссер, а кто нет.

— Перед тем как стать голливудским режиссером, вы решили доказать новым фильмом, что ты все-таки кыргызский режиссер?

— Я не могу стать голливудским режиссером.

— Почему?

— Для того, чтобы стать голливудским режиссером, нужно там родиться. Я могу быть приглашен на какие-то специальные проекты, а вот сидеть там, курить вместе с ними бамбук и вести бизнес не получится.

— И Бекмамбетов не сможет?

— Конечно. Он в России делает хороший бизнес. По-моему, с ним «Universal» заключили договор, через него они вкладываются в российский бизнес. В Америке, нам, к сожалению, делать нечего, там это будет кино бедного родственника. А зачем на это тратить время? Лучше я сниму фильм про комуз, например..

— Какой у вас бизнес в России?

— Я в последнее время занялся продюссированием телевизионных проектов.

— Случайно не «Татьянин день» продюссировали?

-Нет. Для «Татьяниного дня» нужны очень большие деньги. Если появится какой-нибудь кыргызский бизнесмен, который сможет вложить 10 или 15 млн. в телевизионный российский рынок, то примерно через год он вернет эти деньги. А дальше уже прибыль пойдет, и в течении двух лет она будет идти очень активно. Сейчас в Россию много денег привлекают из Казахстана. А мои инвесторы — с Дальнего Востока. Из Хабаровска. Они бизнесмены, которые хотели бы вложиться именно в телевизионный рынок.

— А кто вашими финансами занимается?

— Больше я работаю, наверное, как Нурбек Эген, но за мной работают еще человек 15, они обеспечивают меня всем тем, чтобы работа по моим проектам проходила на должном уровне. Команда моя в Москве, где я снимаю офисы на киностудии Горького и на Мосфильме.

— По московским меркам уровень жизни, у вас достаточно высокий?

— Ну, выше среднего.

— Скажите, а вы завидуете кому-нибудь?

— Да, я завидую тем, кто умеет в реальном времени показать свое мастерство. Пианисты, певцы, танцоры это могут. Всегда завидовал тому, как музыканты пришли, отыграли и все. Кстати, именно по этой причине я недавно научился плавать, теперь я плаваю через день по 3 км. И хочу научиться играть на комузе. Я когда-то начинал играть на альт-комузе, но через полгода, папа пресек мое обучение.

— Почему?

— А потому что альт-комуз — это для оркестра, а он хотел, чтобы я играл для него и для гостей. Вот таким образом моя карьера комузиста закончилась. Но я этого очень хочу, и поэтому обязательно научусь. По, крайней мере, буду здесь жить, найму человека, который умеет преподавать. Если я научусь играть на комузе, то стану совсем уже популярным. Поеду за границу представлять какую-нибудь картину и там сыграю на комузе, все упадут просто. Кстати, мой младший брат, который тоже учится во ВГИКЕ, будет снимать фильм про кыргызские инструменты.

— А брат уже тоже снимает? Как вам нравятся его работы?

— Это другое поколение. Если вы видели фильмы мексиканского режиссера Гонсалеса «Вавилон», то именно такая эстетика его привлекает. Он сейчас находится под сильным впечатлением и влиянием такого направления в кино. Все время пытается его повторить, и так и сяк. Я надеюсь, что он найдет себя позже.

– У вас нет мысли жить в Кыргызстане?

— Очень хочу. Ну вот, сказал: хочу, теперь нужно думать как. Мой телевизионный бизнес отнимает 70% всего моего времени. Все время встречи и бесконечные поездки. Если бы отнять эту часть от меня, сколько освободилось бы места в голове. Обеспечу какой-то стабильный доход и потом можно думать о возвращении. Конечно, мне кажется, что я здесь буду намного полезней. Кто такой Нурбек Эген-улуу в России? Это, может быть, в лучшем случае, человек, который хорошо снимает кино. А здесь, наверное, иначе будет.

— А не боитесь, что заклюют. Я подозреваю, что уже в связи с этим новым проектом начнут.

— Ну, и слава Богу. Я понимал куда иду, когда шел. Пускай клюют. Я очень спокойно отношусь к критике. Если она не нацелена только на ругань, если человек пытается понять и основывается на реальных вещах, то я очень внимателен к такой критике. Но пока реальной критики я не слышал. Единственная интересная статья о «Сундуке…» была в Америке. Ее написал человек, который жил когда-то в Казахстане.

— А что написал?

— Он написал, что режиссер пытается через этот фильм показать, как Запад разрушает традиции малых народов. И, несмотря на то, что фильм о любви, режиссер активно защищает свои устои, традиции, даже готов, чтобы его герои пошли на убийство. Хотя я и близко не думал о таком, снимая «Сундук». Не было у меня этого. Если бы я знал, что кто-то прочтет именно так, я кое-что изменил бы. А вот то, что писали в Интернете на разных сайтах типа, «ой клево, ой как красиво», или «туфта», или «наконец-то кыргызы стали похожи на людей…» — это для меня не критика вообще. Я абсолютно не реагирую на такое.

— В этот свой приезд вы встречались с ребятами, которые учатся делать кино?

— Нет еще. Но мы договорились, что я покажу свои работы, расскажу, как учат в России. Ребята очень чуткие, и я очень хочу встретиться с ними и поговорить. Молодцы, они мне понравились, они какие-то другие они, не такие, как те, когда я показывал им «Сундук».

— А что, была встреча, которая вас разочаровала?

— Перед премьерой, я решил показать молодежи фильм в Доме кино и заодно поговорить. Пришло, максимум, 8 человек. Посмотрели так себе, без настроения. Фильм закончился, я начал разговор, мол, это мой первый широкоформатный фильм, мне интересно ваше мнение. Они сидят и молчат, потом один нехотя так задает вопрос: «Ну, и сколько стоит этот фильм?» Я отвечаю: «Один миллион долларов». А он мне: «Тьфу-у, а что так много? Да я за миллион десять таких фильмов сниму, да еще лучше сниму». Следующий вообще обругал меня. И опять тишина. Ну, тогда я задаю вопрос: «А чем вы занимаетесь? Что снимаете?» А они: «Да, че? Денег нет, ничего без денег не сделаешь?» Ну и все в таком же духе. И то им не нравится, и это им плохо. Через минут 15 наше общение закончилось. Я тогда очень огорчился, думаю, ну, что это такое? Ну, фильм не нравится, ладно. Но если бы я был на их месте когда-то, если бы я знал, что приехал режиссер, который учился во ВГИКе и хочет поделиться своим опытом, я бы все дела бросил, и спрашивал бы буквально обо всем. Они того не понимают, что вот это их настроение — самый главный фактор, который не дает идти вперед. Даже если они что-то и задумают, они ничего не смогут сделать, пока рассуждают подобным образом. А в этом году я познакомился с другими ребятами. Они учатся в университете «Манас». Они еще маленькие, часто не городские, но у них горят глаза, они хотят показать и хотят увидеть, они спрашивают обо всем. У меня самого масса вопросов к ним, мне очень интересно, это ведь другое поколение, с которым я мало знаком. И это очень перспективное поколение.

— В течение нашего разговора вы несколько раз сказали, что есть вопрос, который в крови у каждого кыргыза. Что это за вопрос?

— Мне кажется, каждый из нас задается вопросом, почему мы плохо живем, почему мы отстаем от других, как сохраниться нации и при этом жить лучше? Знаете, жить по законам других стран, говорить на чужом языке, подчиняться переменам глобализации намного легче, чем тащить из болота свое родное государство. Чтобы создать свой счастливый кыргызский мир, нужно очень и очень потрудиться. Когда мы будем готовы к лучшей жизни? И что для этого нужно делать? Так хочется найти ответы на эти вопросы.

Фильмы и призы Нурбека Эгена:

Родился в 1975 г. в Киргизии

1992 учился на актерском факультете в Институте Искусств городе Бишкек.

1994 – 2000 г ВГИК режиссерский факультет (мастерская В. И. Хотиненко).

1997 г. «На день старше»

МКФ «CAMERAIMAGE», Польша (приз «Бронзовая лягушка»)

5-й КФ «Святая Анна» — Москва (лауреат фестиваля)

18-й КФ ВГИК Москва (Спец. Приз фирмы «KODAK»)

МКФ «Послание к человеку» (Санкт-Петербург)

МКФ «Кино во весь экран» Женева, Швейцария и т.д.

1999 г. «Закрытый космос» (короткометражный)

МКФ – «Сталкер»

7-ой КФ «Святая Анна» — Москва (лауреат фестиваля).

МКФ «Дебют-Кинотавр» (лауреат фестиваля)

МКФ «Послание к человеку» Санкт-Петербург.

КФ «Орленок» лауреат фестиваля и.т.д.

2001 г. «Санжыра»

Номинация на соискание премии «Оскар» за лучший студенческий фильм.

МКФ «Берлинале», ФРГ

КФ «Святая Анна» — приз СК России

МКФ в Карловых Варах (Чехия)

МКФ в Эдинбурге (Великобритания)

МКФ в Монреале (Канада)

МКФ в Копальбио – Спец. Приз Жюри

МКФ в Экс-ан-Прованс « Cinecinecort” (Франция) — Спец. Приз жюри

МКФ в Барселоне «FICMA» ( Испания) – Приз за лучший короткометражный фильм.

МКФ в Биариции – Второй приз

МКФ в Ливии – Гл. приз за лучший короткометражный фильм.

И около 50 других кинофестивалей

2002 г. «Виллисы» 4-х сер. телевизионный фильм

Фестиваль «Сполохи» — приз за лучшую женскую роль (Е. Сафонова)

2003 г. «Тайный знак. Возвращение хозяина».

2005 г. «Сундук предков» Художественный фильм, дебют

Выдвижение на соискании премии «Оскар» (лучший иностранный фильм от Киргизии)

МКФ («Young Artists Awards») в Лос-Анжелосе – Приз «За лучшую иностранную драму»

МКФ Карловы Вары (Конкурсная программа)

МКФ «Киношок» Специальный Диплом Жюри, Приз «За лучшй продюсерский дебю

МКФ «Золотой Минбар» Приз «За лучшую операторскую работу», Приз «Президента Татарстана»

МКФ «Золотой витязь» Приз «Серебренный витязь» Приз «Лучшая операторская работа» Приз «Лучшая мужская работа»

МКФ г. Котбус (Германия) «Приз зрительских симпатий»

МКФ «Амурская Осень» Приз «За лучший сценарий»

МКФ «Евразия» Спец. приз жюри

МКФ «Новое кино» Приз «За лучшую режиссуру»

МКФ «Листопад» г. Минск Спец приз «Кино без границ»

МКФ г. Севастополь Приз зрительский симпатий

МКФ «Кинофестиваль семейного и детского фильмов» г. Москва Приз «За лучшую режиссуру» и т.д.

2007 г. «Сеть» телевизионный художественный фильм

 

В. Джаманкулова, специально для AKIpress.

Фото с сайта Рускино.